Колдунья

В глубине, на самом дне человеческого подсознания, лежат и спят глубоким сном древние знания и силы, не замеченные и опрометчиво оставленные, в гневе своём Создателем, отправившим человека в «свободное плавание», из своих райских мест и условий божественного существования всего сущего. Никто не может потревожить и разбудить этих спящих демонов, кроме Самого, когда-то сподвижника и верного помощника Бога всех богов, оспорившего его законы и потому ставшего навеки изгоем и так называемым Князем тьмы. С тех пор между Хозяином тёмных сил и Создателем идёт непрерывная борьба за каждое существо, за каждого человека, за каждую грешную душу, ибо грешна она изначально и зарождается во грехе, но жаждет спасения. 

Бывает так, что когда жуткое отчаяние берёт верх над верой, надеждой, светом и добром и гнев от несправедливости и от того, что Бог перестал обращать внимание на людей, на грани потери рассудка человека - появляется Он. В зависимости от времени и места, Он появится в обличие довольно порядочного, обеспеченного, благородного и явно устроившегося в жизни светского человека, армейского чиновника, смотрителя, представителя районной или городской власти, а может старшего надзирателя или даже в сане священнослужителя. Но в любом случае, человека, наделенного полномочиями и не нуждающегося в деньгах, остроумного, ироничного, с лукавой улыбкой и с предложением, которого страждущий разум желал и ждал давно, и от которого невозможно отказаться. Так получилось и с Сашей Селезнёвой…..

1

….Москва была центром всех преобразований. Шел 1930 год. Страна семимильными шагами постигала организацию и практическое внедрение промышленных технологий и аграрного производства труда. Новая экономическая политика, в жёстких рукавицах советской власти, многому научила рабочих и крестьян и конечно лучших его представителей, к коим и относилась Саша Селезнёва. Основной упор на ликвидацию безграмотности не замедлил показать свои результаты. Под присмотром опытных специалистов ковались новые руководящие кадры, как высшего так и младшего составов. Саша завершала обучение по организации коллективного сельского хозяйства, подъёма политического сознания крестьян и готовилась к распределению, туда, где она будет необходима по оценке партийных органов ВКП(б). Комсомолка, кандидат в члены ВКП(б), ещё довольно молодая, красивая Саша была готова, ради советской власти, встретиться с любыми трудностями и отдать жизнь за счастье народа. Она год назад вышла замуж за своего однокашника Николая Селезнёва и была вдвойне счастлива и благодарна своей судьбе за этот подарок. Николай был очень деятельный человек, завершил обучение по производству механизмов и станкостроения, был удостоен чести представлять промышленный комитет на международной выставке и сразу после неё был направлен на повышение квалификации в  Ленинград. Но кроме Николая, Саша очень любила своих родителей, а родители Николая не чаяли души в ней. Всё шло как нельзя лучше и казалось, что в жизни всё удивительно и прекрасно, пока не произошли события, после которых подарком была бы, наверное, только смерть.

Как-то зимой, утром объявили по радио о том, что в самом центре советской власти удалось разоблачить целую сеть террористов, вредителей и шпионов в руководстве промышленной системы страны. Дело так называемой «Промпартии» приобрело невероятный резонанс и, может быть, осталось бы просто на слуху, если бы напрямую не коснулось самой Саши.

У ОГПУ из под копыт земля летела. Из Ленинграда кто-то позвонил и передал, что Николай арестован и обвиняется в сговоре с вредителями. Через сутки были арестованы родители Николая, а ещё через сутки арестовали родителей Саши. Когда ночью у общежития сельскохозяйственной академии остановилась машина и из неё стали вылезать люди в шинелях, хромовых сапогах и синих фуражках, было ясно, что на этот раз пришли уже за Сашей.

Все улыбки, порядочность и культура советских людей куда-то улетучились. Брать с собой ничего не разрешили. Наспех одевшуюся Сашу затолкали в машину, привезли на Лубянку и усадили на стул в мрачном кабинете, без мебели, с голыми стенами и одним обшарпанным столом, на котором, к её удивлению, абсолютно ничего не было. Вошли два здоровенных человека в форме и молча, долго смотрели на красивую, молодую девушку Сашу. Спрашивать у Саши поначалу ничего не стали, а сразу и основательно избили. Очнувшись от забытья Саша не верила случившемуся. Она лежала на соломенной подстилке в маленьком, тёмном помещении, всё тело было как не своё. Она попыталась встать, но от яркой, как молния и очень сильной боли, вновь потеряла сознание. Открыв глаза и увидев тёмно-серый потолок и высоко на стене, почти под потолком, решётку, она начала понемногу вспоминать произошедшее и поняла, что это не сон, и она всё ещё на этом свете. Всё болело и ныло, но Саша всё-таки попробовала пошевелиться и присесть. С трудом, но это ей удалось. 

- Значит ничего не сломано… – подумала она. 

Парадоксально, но она явно слышала музыку – играли скрипки. С удивлением она вспомнила, что слышала эту музыку в общежитии, перед тем как ночью, люди в форме бесцеремонно ворвались в её комнату. Что же такое случилось? Она знала, что арестовали мать, отца, родителей Коли. Коля самый преданный человек советской Родины. Этого не может быть, это какая-то ошибка. Разберутся, обязательно разберутся! В камере было очень холодно. Съёжившись в клубок, Саша забылась единственной мыслью и мольбой, чтобы у родителей и Коли всё наладилось и, главное, чтобы они не страдали. За это она была готова вместо них пойти на любую жертву, перенести любую боль.

Скрежет железа открывающейся двери заставил её присесть, оперевшись спиной на стену. Дверь открылась. Грозный окрик «Встать!» заставил её вздрогнуть. 

Она встала. 

- На выход! - более спокойно сказал конвоир.

Сашу провели какими-то коридорами и лестницами, пока не подвели к безликой двери без таблички. 

- Стой! - сказал конвойный.

Постучал в дверь и приоткрыв, громко произнёс:

- Гражданка Селезнёва, доставлена на допрос! 

Мягкий баритон, за дверью, ответил:

- Заводи, голубчик, заводи! 

…Она сидела на стуле, привинченном к полу, посреди большой комнаты, из носа сочилась кровь, по щекам непрерывно скатывались слёзы. Напротив за столом сидел, небольшого роста, лысоватый военный, назвавшийся следователем ОГПУ – Закревским Романом Львовичем. Саша не могла собраться с мыслями, потому, что он всё время показывал ей признательные протоколы её родителей и Николая, в том, что они выполняли задания какого-то Федотова и вели пропаганду и агитацию, тормозящую промышленное развитие молодого советского государства. Саша не понимала, что происходит: или она сходит с ума, или она уже сошла с ума и находится в сумасшедшем доме. Саша закрыла глаза, её трясло, как в лихорадке, на лбу выступил холодный пот, голова готова была разорваться от боли, и она неожиданно стала икать и задыхаться. 

- Конвой! - крикнул следователь 

- Уведите эту девицу, не хватало, чтобы она здесь блеванула и копыта отбросила. 

А Саше сквозь зубы сказал или, скорее, прошептал:

- Ладно, голубушка, до завтра, ночь долгая, подумай хорошенько!. 

Саша пришла в себя только в камере. Собравшись с мыслями, поняла, что нужно требовать очную ставку и без этого ничего не говорить. Сидя с закрытыми глазами, она вспоминала родные, милые лица своих родителей и Николая и сама не заметила, как вновь, проникновенно, стала звучать знакомая, нежная мелодия скрипок. Очнувшись, она открыла глаза. В противоположном углу камеры стоял человек. 

- Видимо, я не заметила и не услышала, как вошёл этот человек! - подумала Саша.

А человек тем временем, увидев что Саша пришла в себя, улыбнулся и высказался в отношении того, что она правильно подумала об очной ставке с любимыми ей людьми и что это действо многое расставит на свои места. Голос его был мягким, бархатным и успокаивающим. Человек не представился, но видно было, что он какой-то начальник – на нём был хороший дорогой чёрный костюм, белая рубашка, красивый, чёрный галстук в красную крапинку, чёрное пальто из хорошего драпа и чёрная фетровая шляпа. 

- За что я здесь? - спросила Саша у незнакомца.

- Да наверное, ни за что! Время, дорогая Александра, смутное! А раз ты – жена врага народа, где ж тебе ещё быть! Да и Николай твой и родители твои, в общем, ни в чём не виноваты. О судьбе их ты узнаешь позже. Ты же так верила в справедливость и так любила советскую власть, людей окружающих тебя, поэтому тебе очень тяжело воспринимать сейчас то, как обстоят дела на самом деле. Они – власть страны «советов», лучше бы тебе посоветовали в глухую тайгу уехать, на какую-нибудь комсомольскую стройку, или вообще не родиться - ответил незнакомец. 

Шутка ему явно нравилась и он довольно улыбался и продолжил:

- Понятно, в Бога они не веруют, и для них место давно определено, но ты-то, наверное, веришь, что Он, Создатель, Творец, тебе обязательно поможет?. 

Саша долго смотрела на незнакомца и понимая крамольность его речей, тихо произнесла:

– Кто вы?. 

- Я тот, кто может тебе помочь, если ты согласишься, Саша! - улыбаясь, вкрадчиво произнёс человек, и добавил:

- Но ты ещё не готова! Ты веришь! Вера, надежда, любовь – сколько сумасбродного пафоса в твоей голове! Вот когда ты с этим, со всем разберёшься, справишься и сделаешь правильные выводы, мы поговорим. 

Неожиданно открылась дверь и вошедший конвоир приказал Саше немедленно встать и выйти из камеры. На незнакомца он не обратил никакого внимания, как будто в камере больше никого не было. 

Её снова завели в знакомый кабинет и усадили на тот же стул. За столом сидел тот же следователь, он быстро что-то писал, время от времени поглядывая исподлобья на Сашу. Наконец, перестав писать, он спросил у девушки:

- Ну как, пришла в себя, подумала? А то, говорят, ты разговариваешь сама с собой? Лучше со мной поговори! 

- Я бы хотела увидеть своих родителей и мужа - сказала Саша.

- Понимаешь, голубушка - ответил следователь – Это практически невозможно! Так получилось, что муж твой вину подтвердил и при этом оскорбил своими действиями и высказываниями высшее руководство нашей Родины! Был приговорён судом к расстрелу и расстрелян, ещё э…,позавчера!. 

Голова у Саши закружилась, к горлу подкатил ком, в глазах появились искры. В чувство её привёл какой-то охранник, колотя ладошками по её лицу и чуть ли не засовывая в нос ватку с нашатырём. 

- Я ничего не знала о деятельности Николая - прошептала Саша.

- Ну, уж так и не знала? - иронично выдавил Роман Львович.

- Признавайтесь, голубушка, признавайтесь. Подпишем бумагу, и я вас отпущу на все четыре стороны. Вот и родители ваши всё уже подписали!

- Я хочу видеть родителей, без этого я ничего подписывать не буду! - ответила Саша. 

- Ах, вот вы как! Ну что ж, хотели как лучше, (а получится как всегда) – последнее выражение он не сказал, но подумав, усмехнулся:

- Очную ставку с родителями, также, организовать у меня нет ни каких возможностей. Я очень сожалею, но ваша матушка умерла от сердечного приступа – вот, ткнув пальцем в бумагу на столе.

– Пожалуйста свидетельство о смерти, а отец в тюремной лечебнице, в очень плохом состоянии, а времени у нас с вами нет. Не выдержали они курортных условий нашего пристанища! Так что давайте перейдём к делу! 

Разум Саши из разгоряченного состояния превратился мгновенно в ледяной, и реакция перешла в стадию гипертрофированного бунта мозга. В груди что-то заклокотало, стала закипать ненависть и злость ко всему миру, к людям, к проклятой лживой Родине и к «всемогущему» Богу! Где он - Бог, а где он - Вождь всех пролетариев и народов, разве может такое быть вообще! Ложь и лицемерие, ложь, лицемерие и маниакальная вседозволенность! 

- Этого не может быть, этого не может быть - шептала она.

Хватаясь за последнюю соломинку и собрав силы, Саша, сказала, что не будет ни говорить, ни подписывать, пока не увидит кого-нибудь из родных! И тут, следователя, как будто подменили. Он стал махать руками, топать ногами, кричать, что Саша – сучка подзаборная и подпишет всё или подохнет в камере, в моче и собственном говне! После долгой и убийственной речи он выскочил из кабинета. Немного погодя вошли два «старых знакомых» ей охранника-мордоворота…..

….Саша открыла глаза. Она была в камере. Голова кружилась, её тошнило, перед глазами вспыхивали белые пятна. Пошевелиться она не могла. Но что странно, опять, она слышала скрипки и смутно различала в противоположном углу камеры «незнакомца», который посещал её в прошлый раз, сидящего на стуле, только в этот раз у него была в руках трость. Саша была девушкой начитанной, не глупой и успела захватить, из прошлого, знания людей ещё царской России, в том числе и изотерические, которые были непосредственной основой верующих. Поэтому сейчас, глядя через заплывшие от побоев глаза, она начала понимать «кто» перед ней. Она закрыла глаза, так было легче.

Как в кинотеатре, на экране, она увидела всё лицемерие, хамство и звериную сущность мира, всю несправедливость и одновременно почувствовала внутреннюю глубокую отрешенность. Она с прискорбием поняла, что больше никогда не увидит родных и милых ей людей, что они зверски замучены и убиты. Слёзы непрерывно текли и скатывались по её щекам. В этом мире её больше ничего не держало, если только не ненависть ко всему и желание отомстить. Больше не раздумывая, она произнесла, вслух:

– Я готова. 

Сквозь успокаивающую мелодию скрипок, Саша услышала спокойный голос «незнакомца»:

- Ты вся искалечена Александра, у тебя сломана рука, искалечено лицо, вывернуты лодыжки ног, ты глаза не открывай, слушай так. Через полчаса тебя поместят в лазарет. Обвинения снимут, через неделю отпустят. После этого пойдёшь в квартиру родителей и будешь ждать. Ведь ты понимаешь, что наша встреча далеко не последняя…

Снова заскрежетала и открылась железная дверь камеры. Вошли охранники и два санитара с носилками, – Осторожнее, осторожнее укладывайте её, чай, не покойника укладываете!

Прошла неделя….

….С тех пор она больше не разговаривала ни с кем, только выполняла указания. Целыми часами Саша могла стоять у окна палаты в лазарете, опираясь на подоконник и смотреть на небольшую площадь перед входом, как будто вот-вот появится Николай или издалека, весело замашут руками отец с матерью. Одновременно она знала, что этого не произойдёт никогда. 

- Селезнёва! Давай на выход, тебя выписывают! Вещи свои не забудь получить! - выкрикнул заглянувший в палату санитар.

Главный врач выдал ей её документы, справку об освобождении и проводил в вестибюль, за пределы металлической двери, отделявшей закрытую зону от свободы, сказав, грустно, на прощание:

– Будь здорова, Селезнёва! Хотя какое уж тут здоровье! Да, кстати, этот следователь - Закревский, это он должен был тебе документы выдать да извиниться, но его этой ночью в переулке у его дома, кто-то зарезал. Ну, ладно иди. 

Затем он повернулся и громко закрыл за собой дверь. От этого грохота Саша вздрогнула и пришла в себя. На выходе остановилась у большого зеркала и взглянула на себя. Из зеркала на неё смотрела старая, седая женщина, с измождённым и изрытым шрамами лицом и рукой привязанной к груди, через шею, каким-то грязным, белым, куском материи, явно оторванным от больничной простыни.

С большим трудом добравшись до родительской квартиры, Саша открыла дверь ключом, оказавшимся вместе с выданными ей документами, но переступить порог сразу не смогла и долго стояла у открытой двери, прислушиваясь к каждому шороху, надеясь, что кто-нибудь выйдет из темноты комнат ей на встречу. Простояв так минут десять-пятнадцать, она вошла и уже спокойно затворила за собой дверь. Не обращая внимания на то, что в квартире было всё перевёрнуто верх дном, она легла на диван и забылась крепким, долгим сном. Ей снилась камера тюрьмы с полом, покрытым раскалёнными углями от которых она терпела невыносимую боль и звериная, ухмыляющаяся морда следователя Закревского. В дверях камеры, смотря на неё с укором, стоял Николай, его родители и её мать с отцом. 

Саша, без малого, проспала двое суток. Проснувшись она привела себя, как могла, в порядок и пошла в своё учебное заведение, которое организовало, в своё время, высшие курсы при академии сельского хозяйства. Её никто не узнавал. В секретариате сказали, что такую отчислили уже давно и документов на неё никаких нет. Понимая, что документы были изъяты следствием, Саша не стала задавать больше никаких вопросов и в отчаянии вышла на улицу. Всё больше и больше она убеждалась, что её просто вычеркнули из жизни. Не зная, что делать дальше, она вернулась домой. Дома, выпив морковного чая, она стала грызть кусок чёрствого хлеба, оставшегося ещё от прошлой жизни родителей. Сухарь царапал горло и был солёным от слёз которые душили её от отчаяния и безысходности. Так, забившись в угол дивана, она просидела довольно долго, пока вновь, как когда-то не услышала заунывную игру скрипок. В этот раз в игру скрипок вступили басовые нотки виолончели и музыка приобрела какой-то угрожающий, тревожный, характер. Из кухни со стаканом горячего морковного чая вышел уже знакомый человек, что посещал её в камере, неопределённого возраста и принадлежности ко времени, но тот, который наверняка причастен к её чудесному, магическому спасению. 

- А знаешь Сашенька, морковный чай очень полезен! Он восстанавливает пищеварение и улучшает зрение. Тебе не налить ещё стаканчик? Ну, глядя на тебя, я понимаю ты не желаешь - сказал, войдя в гостиную, «незнакомец», добавив:

- Пора нам с тобой познакомиться. Меня можешь называть, раз в это время, в этой стране, все товарищи, просто - товарищ Светоносов! Красивая фамилия, даже самому нравится. Ну а ты открытая книжечка для меня. Итак! На кухне, на столе ты найдёшь справку удостоверяющую твою личность. Под этим диваном, где ты сидишь, под тёмной паркетницей, если присмотришься то увидишь, что она отличается от других, найдёшь деньги завёрнутые в тряпку – это твой отец копил на так называемый «чёрный» день. Нынешнее замечательное время, которое наступило, черней уже не назовёшь. Знаниями, которыми ты завтра будешь обладать, когда проснёшься, вместе с поселившимся и пробудившимся в тебе злом, ненавистью и жаждой мести, будешь претворять в жизнь как дань мне. Уверуй навечно - человек дерьмо, ты сама это увидела и ощутила на собственной шкуре, поэтому не сожалей и не жалей не его – это людское отродье, не Его – он показал пальцем в верх и наклонившись, чуть ли не касаясь своим лицом, лица Саши, прошептал:

– Служи мне верой и правдой. Чем больше принесёшь в мою казну, тем легче будет твоя участь. 

Выпрямившись, продолжил:

- Жить тебе здесь нельзя. У бабки твоего мужа в деревне, на самом её краю, после кончины остался небольшой домик. В сельсовете уже знают, что должна приехать родственница, которая и будет жить в этом доме. Сейчас ты подпишешь договор со мной. 

Непонятно откуда «незнакомец» достал большой лист старой, пожелтевшей бумаги, на которой, какими-то каракулями был написан текст, а внизу, под текстом, стояли имя и фамилия – Александра Селезнёва. 

- А если я не подпишу? - спросила Саша. 

- Тогда для тебя всё начнётся сначала - ты окажешься снова в камере, на соломе, со сломанной рукой и ты понимаешь, что то, что было - это были ещё цветочки! - сказал «товарищ» Светоносов. 

Саша конечно лукавила. Всё что было у неё живое в душе – всё сгорело дотла. Ей руководила только ненависть, месть и злой умысел. Незнакомец это понимал и стоял довольно улыбаясь. 

- Где подписать!- спросила Саша, протягивая руку. 

Вместо договора «незнакомец», с улыбкой, как галантный кавалер, протянул ей чёрную розу. Не успела Саша опомниться, как роза оказалась у неё в ладони, а «незнакомец» крепко сжал её ладонь и многочисленные шипы стебля странной, чёрной розы впились в мякоть ладони. От неожиданности Саша разжала ладонь, которая была уже залита её собственной кровью. 

- А теперь договор! - сказал незнакомец» и приложил кровавую Сашину ладонь поверх текста на бумаге. 

- Вот теперь всё! - сказал так называемый товарищ Светоносов и добавил:

– Теперь самое главное, а то чуть не забыл. Старость, однако. Адрес, куда ты направишься, запоминай – Дугнинский район, Тульской области, деревня Широково. Доедешь до города Алексина, а там на перекладных до посёлка Дугна, ну а дальше пешком дойдёшь. Места прекрасные, чистый воздух, красивая, неширокая, речушка, называется также - Дугна, рядом деревня Шейкино, праведных и верующих в Него и советскую власть, хоть пруд пруди, в общем найдёшь где тебе позабавиться и развернуться. А я тебя как-нибудь навещу, да и других буду посылать к тебе для обмена опытом. Травка там, для тебя нужная, в изобилии. Сейчас тебе многое непонятно, но завтра ты всё будешь чувствовать и воспринимать по другому. Ну, как сказал главврач тюремной лечебницы – Будь здорова, Селезнёва! 

После того, как «незнакомец» закончил говорить, в комнате стало быстро темнеть и он, повернувшись, просто ушёл в эту темноту. Саша оказалась в кромешной тьме, как в глубоком омуте. Темнота её облегала и сливалась с ней, пока она не ощутила, что даже дышит этой тьмой и что летит в пропасть, и тут она потеряла сознание.

На следующий день Саша проснулась от острого ощущения всепроникающего запаха. Пахло гнилью и покойником. Она понимала и осознавала, что она - Саша, но в то же время, для той, бывшей, Саши, она была слишком уверена в себе, была слишком здорова и о чём бы не подумала – неизвестно откуда, знала ответ. 

Она легко перевернула диван и нашла под паркетницей небольшую сумму денег, достаточную для скромной жизни, хотя бы в первое время. Затем Саша переоделась в повседневную одежду своей матери, уложила в чемодан, поверх белья, документы и задумавшись, долгое время простояла, как статуя, посреди комнаты. Она прощалась навсегда с дорогими людьми, с этой жизнью и этим гнусным миром. Её раздражали звуки с улицы, смех детей и ругань соседей. Последним росчерком пера судьбы, перед тем как захлопнуть за собой дверь квартиры, была опрокинувшаяся бутыль керосина и брошенная Сашей зажжённая спичка. 

Через два часа Александра Селезнёва садилась в плацкартный вагон проходящего через . Алексин поезда. А на улице Тверской, в доме, где когда-то проживали родители Саши, разгоревшийся пожар уничтожал квартиру за квартирой.

2

Во время того, как Саша добиралась до деревни, где ей предстояло провести остаток жизни, она как будто знала наперёд, кого попросить подвезти её и кто направляется в том направлении, куда ей нужно. Менее чем через сутки, как Саша покинула Москву, она стояла в конторе сельсовета деревни Широково и председатель колхоза Ефросинья Чибисова разглядывала документы представленные ей Сашей. Особо не всматриваясь в неразборчивый почерк справок и документов и решив, что старая женщина перед ней сестра усопшей бабки, что жила на краю деревни, председательша уныло сказала, что старикам, конечно, везде у нас почёт и больных мы не бросаем, но в деревне крайне необходимы рабочие руки. 

- По поводу вас, Александра Петровна, звонили из райцентра, да и справка подтверждает вашу инвалидность и всё-таки, может, какую-то пользу от вас можно ждать? - спросила председатель. 

От слишком затянувшейся паузы председатель заёрзала на стуле и встала направившись к выходу. 

- Я травница или знахарка, как вам будет угодно. Могу излечить или в крайнем случае оказать помощь! - ответила Александра.

- Но могу и умертвить, если мне так захочется - подумала Саша. 

- Вот и хорошо, а то у нас докторов нет. Всех направляем в райцентр – в Дугну. Так что я буду за вами присылать ежели что - сказала председатель и крикнула в сторону крыльца:

– Нюша, отведи бабку Сашу к дому покойной бабки Вали, да быстро обратно, а то я обещала к обеду привести тебя к бабушке Марине!. 

В контору вбежала маленькая, белобрысая девчонка, с кнопочным носиком и протянула руку опешившей, от того, что её назвали бабкой Сашей, Александре. И как то уж так повелось, что с лёгкой руки председателя колхоза, Александру с тех пор, в деревне, все стали звать бабкой Сашей.

….Шло время, и люди в деревне Широково, да и в Шейкино, стали замечать, что если около какого двора задержится или даже пройдёт бабка Саша – прокисает молоко или куры начинают болеть, а то и поросята дохнут. И стали колхозники побаиваться старой женщины, стараясь лишний раз с ней не встречаться, а случайно встретившись, старались быстро разминуться и вслед невольно крестились, приговаривая – прости и помилуй Господи! 

Интуицию человека заглушить не возможно и чем больше он видит и ощущает необычное и плохое, тем больше включаются у него элементарные защитные силы, которые выражаются в чувстве страха, а то в свою очередь заставляет организм исключить контакт с источником необычного и плохого воздействия. Но иногда, когда совсем не здоровилось, всё равно люди шли к ней. Александра, т.е. бабка Саша, не могла понять откуда она столько знает, но она знала – какая и как трава называется, для чего применяется, когда и какая трава готова для сбора и как варить настои. К тому же она не была слишком одинока, ей приходилось время от времени сталкиваться с необузданными желаниями молодёжи. Одним нужно приворотное зелье, другим наоборот нужен настой, чтобы кого-нибудь отвадить. А в награду несли всё, что есть на подворье – кто яйца, кто молоко, да сметану, кто мясо принесёт, а кто овощей свежих да солений. Только председатель колхоза Ефросинья Чибисова не боялась её и всегда ругалась при встрече – Перестань, бабка Саша, баламутить колхоз! Ты знаешь, что тебя все за глаза называют ведьмой? Молодёжь сбиваешь с пути истинного. Будешь продолжать творить своё колдовство, выгоню из колхоза!» Не знала председатель, что называя её бабкой, смертельно обижает Александру, которая моложе её, да и грамотнее. Шло время и нелюбовь , если можно так выразиться, друг к другу крепчала у них с каждым днём. И парадокс заключался в том, что какие бы свои тёмные чары Александра не накладывала на Ефросинью, с неё всё «как с гуся вода» и от этого Александре становилось тяжело и она подолгу лежала с почерневшим от злости лицом, в отвратительном самочувствии, по несколько суток. И только одна душа в деревне, очень чистая и крайне набожная – бабушка Марина, мать Ефросиньи – чувствовала что происходит и своими молитвами, покаяниями и святыми постами оберегала всех как могла. 

Прошло три года. По стране, из-за засухи - два года подряд, свирепствовал голод, начались болезни. На общем фоне игра нечистой силы выглядела детской забавой.

Однажды, под осень, вечером, на краю деревни, в своём небольшом домике, пропахшем запахами всевозможных трав, сидя за столом и склоня голову на предплечья рук, Александра услышала, давно забытую музыку. Мелодия скрипок растворялась, убывая, и вновь как волна накатывала с новой силой. Александра подняла голову. Напротив её, как всегда, самодовольный, сидел Светоносов. 

- Ну, что, Саша, не все зубы ещё от злости сточила? Не кажется ли тебе, что плохо ты подпитываешь мою тёмную энергетику - спросил нечистый. 

Александру затрясло от страха перед Повелителем тьмы. Она понимала, что он может её просто превратить в пыль и рассыпать на дорогу перед какой-нибудь часовней, где проходят тысячи верующих и каждая пылинка её бывшей плоти будет вопить от боли, белого света и благодатного огня церковных свечей прихожан. 

- Прости - только и сумела сказать Саша. 

- Ладно, проехали! - сказал Светоносов и добавил:

– Задание тебе. Вот порошок. Выйдешь в полночь в поле, где у вас растёт пшеница, бросишь порошок вверх и скажешь, просто – исполнено! И всё! 

С этими словами он положил на стол деревянную коробочку. 

- Дел у меня ныне, Александра, много, поэтому разрешите откланяться. 

Он развернулся, чтобы опять, также эффектно растаять, но Саша поторопилась его остановить. 

- У мня просьба, Повелитель - сказала Александра. 

Светоносов повернулся и с серьёзным лицом ответил:

– Председатель Чибисова? Знаю! Думал, сама справишься, но раз уж просишь, хорошо. Тебе ещё долго учиться, а силы её защищают нешуточные. Ну, да ладно! 

Смеясь, он просто прошёл сквозь стену и исчез. 

…..Через неделю, ни с того, ни с сего, ночью, ударили заморозки и утром, вся пшеница лежала чёрная. Урожай собрать не успели. Запасов зерна осталось только на посев. Председателя Ефросинью Чибисову вызвали в район. Всю ночь в конторе горел свет. Председатель сидела за столом и думала как колхозу выйти из этого бедственного положения, и в голову всё время лезла проклятая песня – «Горе горькое по свету шлялося и случайно на нас набрело…».

На утро Ефросинья Чибисова со своим мужем Леонидом на повозке отправились в райцентр Дугна. В отличие от Ефросиньи, которая была как огонь и пламенный мотор в купе, Леонид был очень спокойный и через чур медлительный человек. Ему нужно было довезти Фросю и забрать у родственников мешок картошки. В райцентре Ефросинью крепко пожурили и на всякий случай «влепили» строгий выговор, но формально ситуацию все понимали и обещали помочь. Конечно такой разговор повлиял на и так горячий характер Фроси. Она брела как не своя. Подходя к своей повозке и видя, что Леонид стоит на другой стороны улицы, не в силах перейти через дорогу с мешком картошки, Ефросинья разозлившись, выхватила у него мешок, взвалила на спину и побежала через дорогу. Водитель полуторки, объезжая повозку и не ожидая такого маневра, не успел ничего сделать, как Фрося оказалась у него под колёсами. Всё произошло быстро и было кончено почти мгновенно. Картофель, из разорвавшегося мешка, катился, скача, вниз по дороге, как бы убегая от места страшного события. Ефросинья лежала на брусчатке, её глаза были открыты и смотрели в небо. Кровь быстро заливала выемки булыжников. Председатель колхоза «Заря», Дугненского района, талантливый, сильный человек Ефросинья Чибисова была мертва. Её смерти мог порадоваться только лишь один человек – Александра Селезнёва (бабушка Саша).

3

Годы, перенасыщенные событиями, летели, с каждым днём утверждая всё больше и больше, достоинство звания человека. После тяжёлого времени выпавшего на долю первого в мире рабоче-крестьянского государства, страна вставала с колен. Колоссальный подъём промышленного производства и сельского хозяйства, делал жизнь людей лучше и вносил уверенность, что «завтра» будет ещё лучше. Наступил 1939 год. В деревне Широково, жизнь шла своим чередом. По мнению старожил, лето должно было быть очень хорошим. Тёплая солнечная погода, с небольшими дождями, позволила сельчанам произвести посев пшеницы и ржи в запланированные райцентром сроки. В деревне было много стариков, а значит верующих людей, которые праздновали не только окончание посева, но и православный праздник «Святой Троицы». Старики говорили: «Ну, всё! Весна закончилась, началось лето!». 

На празднике в деревне Широково и Шейкино царило веселье. Сельчане стали жить богаче и каждая семья готовила застолье. Две деревни, и Широково, и Шейкино, находились неподалёку друг от друга и отделены были, по сути, только небольшой речушкой, очень чистой, как будто стеклянной и прозрачной до самого дна, в которой был виден белый речной песок, колышущие, от медленного течения, водоросли и плавающая рыба, которая сверкала от попадания лучей солнца на её чешую. Идиллия реки завершалась густыми зарослями плакучей ивы и орешника на её берегах. Река называлась Дугна, как и районный центр, и кто от кого позаимствовал название уже кануло в истории, потому, что даже из числа самых старых жителей, никто этого не помнил. 

Семья Чибисовых также праздновала Святую Троицу и даже с некоторой помпезностью. Боль от утраты любимой дочери Фроси с годами притупилась и улеглась на дне душ любящих её людей. Глава семьи, дед Семён – огромного роста и невероятной силы человек, был очень зажиточный. И зажиточность его заключалась не в скупердяйстве, а в трудолюбии. Их семья испокон веку трудилась не покладая рук. И хоть во времена продразвёрстки и коллективизации у них отобрали и лошадей, и коров, и мельницу, кузницу и кожевенное производство, его знания, честность и добросовестный труд были всегда востребованы, и колхоз, и советская власть всегда нуждалась в таких людях, которые на своих плечах держали большую тяжесть ноши огромного коллективного хозяйства. В противоположность ему, жена его, бабушка Марина, была маленького роста, но очень шустрая, истинно верила в Бога и не смотря на давление со стороны советской власти всегда ходила в церковь, и не пропускала ни одной воскресной службы, учитывая то, что ближайшая церковь находилась в семи верстах от их деревни. Хоть родни у них было много, но вся родня, с обеих деревень собиралась у них. Светлица у деда Семёна и бабушки Марины была просторная и хоть стол также был довольно большой, но на нём, в преддверии праздника, уже не умещались все яства. У деда Семёна были свои традиции и правила, он был строг и всегда придерживался их. За столом, например, пока он первым не испробует какого либо блюда, к еде никто не имел право прикоснуться. Вот такая была семья Чибисовых. 

В деревне весь день и всю ночь пели песни, где-то играла балалайка, где-то рыдала и разрывалась от напряжения гармонь. И только одному человеку в деревне – бабке Саше, все эти празднества были не по нутру. Она ещё с утра, взяла большую корзину и ушла в лес, за весенними кореньями и цветами, травой и первыми грибами для своих отваров, мазей и настоев. Настало время, когда в день солнцестояния, впервые, Александра решила опробовать метод перевоплощения, а для этого ей нужны были особые травы, мазь из которых при смешении с собственной кровью и правильном произнесении заклинания, приобретёт истинно колдовскую, магическую силу и позволит отделить её дух от плоти, придав могучий импульс энергии для перемещения в пространстве. Путь у неё предстоял не близкий и только в одном месте, у небольшого болота, она могла найти и дурман вонючий, и аконит болотный, красавку (белладонну), крапчатый болиголов и белую кувшинку, лапчатку и черный морозник, остальное всё уже было приготовлено. 

Все! И светлые и тёмные силы готовились к самому необычному и магическому дню в году - солнцестоянию, когда грань между мирами стирается, открывая возможности влияния на противоположный мир и противоборствующие стороны, и та, и другая, обязательно пользуются этим. Тёмные силы стараются навредить, в лучшем случае напугать, в худшем убить, а светлые силы не только не дать злу натворить бед, но и по возможности уничтожить его. До наступления Иванова-дня, или как его ещё называли – дня Ивана Купалы оставалось всего недели две.

4

Хоть в колхозе и не было, практически, особенно летом, выходных дней, ведь все знают старинную пословицу, что – «Лето зиму кормит!», но на Иванов-день, старались необходимую работу по хозяйству завершить и дать людям отдых. Старые русские традиции, советская власть не поощряла, но и не запрещала, иронизируя и посмеиваясь над архаизмом и пережитками монархического отложившегося ила в головах старшего поколения. Застолий в этот день, как таковых, серьёзных, не было, но в отличие от молодых, которые уходили ночью на гуляния и гадания, и которым, в меру их ветрености было «море по колено» - старшее поколение, зная сколько зла шляется в такую ночь, старались из дома не выходить, а отдохнуть и набраться сил для повседневной, тяжёлой крестьянской работы, которую никто не отменял, а каждый трудодень в семье был на счету. 

Для гуляний, уж так повелось из поколения в поколение, почти на одинаковом расстоянии от Широково и Шейкино, на берегу речки был красивый луг, с небольшой, шелковистой травой, как будто природа сама создала это место для гуляний и отдыха сельчан. На этом лугу и собирались желающие повеселиться, порезвиться, а может и найти себе пару на всю оставшуюся жизнь. 

И вот уже играла гармонь и балалайка не уступала ей заливая пространство переливами аккордов своих трёх струн. Кто был постарше ходили парами и старались всё время уединиться. Помоложе развели костёр и кое-кто уже старался перепрыгнуть его. Молодые девчонки и с ними повзрослевшая, когда-то маленькая, с кнопочным носиком, Нюша Филина, заворожено смотрели на балалаечника, симпатичного парня, который выделывал «коленца» и при этом успевал, подмигивая девчонкам, облизывать свой разогретый, от трения по струнам, большой палец. Все веселились, танцевали, прыгали через костёр, а многие девушки, кто сплели венки, направились к реке чтобы загадать желание и опустить их в воду. Время подходило к полуночи…

В то время как вся деревня гуляла, у подворья бабки Саши ещё с вечера стояла чужая повозка. Гостья у Александры действительно была старая, с огромным опытом, колдунья из села Полошково, Козельского района, Калужской области. Знаменитое всем известное колдовское место. Софья, так звали колдунью, по совету великого «товарища Светоносова», приехала показать Александре обряд перевоплощения. Для приготовления заветной мази, она всё делала сама – варила, растирала, смешивала и при этом громко всё время читала заклятья, чтобы Александра всё видела и слышала. Александра только подавала нужные ингредиенты и внимательно, пристально следила за последовательностью действий Софьи. К одиннадцати часам вечера, замешав, в последнюю очередь, в мазь собственную кровь, процесс был завершён, всё было готово к демонстрации возможностей тёмных сил. Раздевшись до нога, женщины начали своё колдовское действо. Тщательно втирая мазь в тело и призывая к помощи своего «Повелителя», женщины не заметили, что их тела уже лежали на полу, ….а они продолжали втирать мазь. Отделившись от своих физических тел, они наконец почувствовали отсутствие веса, тяжести и бренности бытия и огромное желание воспарить. После этого перевоплощения, превратиться колдуньям, во чтобы то ни стало, уже не составляло труда. Буквально, вылетев на крыльцо, они решили стать огненными шарами, чтобы вся нечисть видела дьявольскую силу тьмы, а людишки дрожали от страха перед потусторонним миром и обделывались прямо в штаны. Первая, кто чуть не сошла с ума, была лошадь запряжённая в повозку Софьи и хорошо ещё, что она была привязана к калитке. Пена срывалась с её губ, глаза готовы были выскочить из орбит, а вожжи еле сдерживали животное. Захохотав, два искрящихся огненных шара взлетели высоко вверх и сделав пируэт, устремились к речке. А затем, на мгновение зависнув, понеслись вдоль речки, как по сверкающей от звёзд и луны дороге, на огромнейшей скорости и только дикий хохот сопровождал шлейф искр, огромных огненных шаров. 

….Тем временем, множество венков из полевых цветов, уже плыли по реке в неизвестном направлении, но каждый венок обладал волшебной ценностью, выраженной сердечным желанием его обладателя. На лугу гуляние было в полном разгаре, когда ударили мощные порывы холодного ветра, запахло серой и искры от костров взвились в небо. Наступила тишина, все непонимающе смотрели друг на друга. И вот тут, вдоль речки, пронеслись, как горящие снопы, два огненных шара. Все стояли как вкопанные. Огненные шары устремились вверх, а затем развернувшись, издавая громоподобный хохот, полетели прямо на людей. Люди бросились в рассыпную. Истошный визг стоял такой, что его вероятно можно было услышать даже в райцентре. В Широково и Шейкино сильные порывы ветра, в эту ночь, раскидали многие соломенные крыши, ветер, не довольно ворча и завывая в трубах домов, не унимался до самого рассвета …. 

С первыми петухами деревня стала, понемногу, «оживать». Молодёжь, конечно же не выспавшись, неохотно, выходила на божий свет, со страхом озираясь по сторонам. Начинался снова, как и всегда, обыкновенный трудовой день. Вот только за ночь во всех домах, в крынках, скисло молоко и то же самое повторилось на утренней дойке коров. При сдаче молока на ферму, молоко оказалось скисшее. Такого раньше никогда не было, да и не могло было быть. Старики приступали к работе, не переставая креститься и бормотать молитвы. Эта «вальпургиева» ночь запомнилась деревенским на долго. Но одно событие этой ночи, было всё-таки радостным. Сын деда Семёна, Николай Чибисов, сделал предложение своей возлюбленной. И в Шейкино, и в Широково, все знали об отношениях Николая Чибисова и Тоси Селезнёвой, поэтому, в принципе, никто не удивился, но сватов решили засылать только осенью, после сбора урожая, как всегда делалось, между праздниками - «Рождеством Богородицы …» и «Покровом…».

5

Прошло жаркое лето и незаметно подобралась осень. Урожай в районе выдался на славу, да и на подворьях заготовили немало всего на зиму. Вполне можно было играть свадьбы. Что не замедлило себя ждать, как только колхозы отчитались за план по урожаю. Сваты обо всём договорились заранее. И этот день наступил. Уже где-то слышалась песня – «Во субботу, день ненастный, нельзя в поле работать….», а молодые, Тося и Николай, в сопровождении друзей и детворы, для проведения обряда бракосочетания, подходили к сельсовету. В сельсовете их уже ждали. Такие события как свадьба, хоть и не особая редкость, но оценивались для деревни как знаменательная дата и большой праздник. Пока секретарь правления колхоза поздравляла молодых и читала им своё напутствие, к сельсовету стянулось чуть ли не полдеревни. Выйдя на крыльцо сельсовета и увидев большое количество людей, Николаю ничего не оставалось делать, как пригласить всех, вечером, на посиделки. Односельчане радостно восприняли приглашение, а гармонист, уже довольно пьяненький, почему-то заиграл «Марш Славянки» и путая свадьбу с проводами в Армию, всем кричал, чтоб вечером все были у военкомата. Провожая до дома «молодых», все весело смеялись и балагурили. У деда Семёна, в доме, собралась вся родня и под указания хозяйки – бабушки Марины, каждый был занят своим делом - для приготовления салатов, холодца, пирогов и мяса, кто-то доставал квашеную капусту и мочёные яблоки, кто-то, целыми вёдрами мыли свежие овощи, груши и крупную, чёрную сливу, которая была на вкус как божественный нектар и росла только у деда Семёна. Как положено, по старым русским традициям, дед Семён и бабушка Марина, молодых встретили у ворот, с хлебом – солью и с иконой. Хоть Николай и Тося, по всем канонам советского государства, в Бога не верили, бабушка Марина благословила «молодых» иконой «Божьей Матери» и только тогда разрешила переступить порог, а немного погодя все сельчане разбрелись по домам, прихорашиваться в ожидании вечернего застолья, предвещавшего настоящий пир.

Время празднования, не заставило себя долго ждать и в доме деда Семёна, за большим длинным столом, уставленным яствами так, что негде было даже облокотиться, собрались чуть ли не обе деревни, которые давно имели общие корни и родственные связи. По традиции, приглашённые, один за одним, конечно кто на что горазд, стали дарить подарки. Каждый дарующий, должен был выпить полный стакан чистейшего самогона и высказать напутствие «молодым». Все старались представиться с чувством юмора, поэтому скучно не было, все смеялись и шутили. Веселье было в самом разгаре, когда пришла бабушка Саша, которую почему-то не пригласили на свадьбу, или забыли, или скорее всего намеренно, хотя которая была, по мужу, роднёй Тосе Селезнёвой. Все уже сидели за столом, выпивали, кушали и высказывали хвалебные речи и пожелания «молодым». Как ни в чём не бывало, Бабка Саша, преподнесла «молодым» дорогие подарки - Николаю – портсигар с инкрустацией, а Тосе платок дивной красоты, видимо оставшихся ей ещё от родителей, Также она преподнесла им небольшой каравай хлеба, по традиции, разломив его пополам и отдав по куску Николаю и Тосе, которые должны были обязательно откусить и попробовать этот хлеб. Затем сославшись на хворь и плохое самочувствие, не с кем больше не разговаривая, бабка Саша пошла к выходу, но перед тем как удалиться, она не заметно похлопала Николая по спине – крест на крест. Многие даже обрадовались, что старая ведьма ушла и с новым рвением застолье приобрело ещё больший размах. Одной бабушке Марине было не по себе, на душе было тревожно, она почувствовала, что произошла беда, но сделать уже ничего не могла.

Свадебное застолье завершилось глубоко за полночь. Родня неохотно расходилась, а выйдя из дома деда Семёна, продолжала веселиться, петь и плясать до самого утра. В доме у деда Семёна воцарилась тишина и «молодых» отправили почивать. Вот тут-то и началось твориться неладное….

….Николай кричал, сквернословил, матерился, хотя этого раньше он себе никогда не позволял, не подпуская к себе невесту. Он никого не хотел видеть и посылал всех так далеко, что многие от страха, просто, крестясь, выскакивали из спальни. Голос его изменился до неузнаваемости, его трясло как в лихорадке и пот струйками сбегал по его телу. Худшие предположения бабушки Марины сбылись. Николай подпускал к себе только её, которая непрерывно читая молитвы, успокаивала его и в такие моменты он забывался и засыпал. Через два дня из райцентра привезли доктора. Лекарь констатировал симптомы «белой горячки», но из-за того, что Николай по жизни никогда не пил, объяснить его поведение доктор не смог. Выписав какую-то микстуру, он уехал, обещав как-нибудь их навестить. Все понимали, что дело безнадёжное. Тося выплакав все слёзы, сидела угрюмо в углу спальни.

- Больше ждать нельзя - сказала бабушка Марина, - Давай дед собирайся и езжай к Отцу Амвросию. Всё ему расскажи, в точности как предполагаю я, как бы это странно не казалось и моли его помочь. На его уповаю и надежду вижу в борьбе со злом только от церкви. Благослови тебя Господи! Езжай, не медли!

Не дожидаясь утра, дед Семён, взяв в подарок отцу Амвросию хромовые сапоги, цены не малой, сапоги были высокие, сверкали, как будто их покрыты лаком и которые он сам сработал когда занимался кожевенным производством, но продать не успел, вот они и пригодились, как будто дожидались своего часа. Через два часа, дед Семён уже разговаривал с отцом Амвросием. Отец Амвросий подтвердил, что уже и раньше слышал о бабке Саше и о её тёмных делах. 

- Но в этом деле нужен особый подход и зелье из особых целебных трав – сказал отец Амвросий и добавил, что это его долг, что в такой беде он их не оставит, но для этого, чтобы подготовиться, ему нужно двое, трое суток.

- Как будет всё готово, «во славу Божию», я сам приеду - сказал отец Амвросий, и добавил:

– Передай большой поклон своей супруге, рабе Божьей Марине! Более светлого человека я в своей жизни не встречал!. 

…Прошло двое суток, как возвратился из церкви, дед Семён. Николай так всё и метался в бреду, а бабушка Марина, не сомкнув глаз, всё читала и читала молитвы, сдерживая свои слёзы и вырывающиеся из Николая зло. На третий день, рано утром у ворот деда Семёна остановилась бричка и в ворота сильно постучали. В дом вошёл отец Амвросий и попросил посторонних выйти из спальни, где лежал Николай. В последующем, всё происходило как в страшном сне – дед Семён крепко держал Николая, бабушка Марина беспрестанно читала очень сильную защитную молитву Архангелу Михаилу, которая была написана на паперти Чудового монастыря в Кремле, которую и принёс отец Амвросий, заставив её громко читать. Сам отец Амвросий ходил вокруг кровати и что-то бормотал себе под нос. В одной руке у него был большой крест, в другой снадобье, которое он время от времени вливал, с помощью деда Семёна, в рот Николаю. Так прошло немало времени. Где-то часа через три, Николай резко успокоился и затих. Отец Амвросий сказал:

– Всё! Теперь будем ждать. 

Ждать пришлось не долго. Через полчаса Николая стало тошнить и его вынесли на свежий воздух, на крыльцо. Боли у Николая были сильными, его выворачивало наизнанку, он корчился на крыльце и из него вместе с пеной вытекала чёрная жижа. В конце концов неимоверно напрягшись всем телом он вытолкнул из себя два больших, с куриное яйцо, комка поросших шерстью. Всё, что из него вышло собрали и отец Амвросий приказал сжечь. Николая напоили святой водой, что привёз с собой отец Амвросий, отвели в дом и уложили на кровать. Николай довольно быстро стал приходить в себя и с каждым вздохом, чувствовал себя всё лучше и лучше, но ничего не мог вспомнить с момента его бракосочетания в сельсовете. Он подозвал к себе Тосю и крепко обнял её. Тося ничего не могла ни сказать, не объяснить ему и только рыдала на его груди. Радости в доме не было границ, все, в благодарность, целовали руки и рясу отца Амвросия. Отец Амвросий, смахивая слезу со щеки, всё повторял: «Храни вас Бог!, Храни вас Бог!...». На радостях отец Амвросий решил поужинать у бабушки Марины, а заодно и проследить за ситуацией и поздно вечером, уезжая, сказал, чтобы завернули и принесли ему то, что вышло из Николая и что он сам, с необходимыми молитвами и обрядом, уничтожит дьявольское вещество. 

И в Шейкино, и в Широково были рады, что Николай поправился, негодовали в отношении бабки Саши и подшучивали над дедом Семёном:

– Не провести ли ещё раз застолье, коли Николай не помнит его! 

Сельчане весело смеялись шутке, а дед Семён по-доброму негодовал и с ухмылкой хмурил брови.

6

Через некоторое время после этого случая с Николаем Чибисовым, Александра Селезнёва, которую никак не называли, кроме как бабкой Сашей и которой от роду-то было всего сорок лет, заболела и слегла. 

Александра сама не понимала, что с ней происходит, внутри всё горело и день ото дня она таяла как зажжённая свеча, от которой уже не было достаточно света и тем более тепла. Морщины и шрамы ещё больше обозначились на её лице, а от ненависти и злости бурлящей внутри и скорее всего от злости на себя, от того, что все её заклятия и «дружба» с истинным, древним злом, не приносили ощутимого эффекта и удовлетворения, её тело, а в особенности лицо приобрели тёмно-серый оттенок. Все снадобья, которые должны были помочь и победить недуг, не помогали. 

- Неужели это конец, и почему так быстро? - думала Александра. 

Мозг у неё готов был взорваться, разложив как карты на столе картинки детства, отрочества, юности и положив поверх их ухмыляющегося Джокера, почему-то очень похожего на «товарища Светоносова»!....

Слух о том, что всё складывается так, что бабка Саша должна отойти в мир иной, быстро разнёсся по деревне. Знакомые, бабки Саши, которые пользовались её услугами и ходили к ней, время от времени, за настоями и снадобьями, говорили, что она лежит и просто смотрит в потолок. Сельчане боялись заходить к бабке Саше, точно предполагая, что она колдунья, но доктора, председатель колхоза, всё-таки вызвать был намерен и написав записку, отправил её с Гавриилом Филиным, очень ответственным парнем, который должен был ехать в райцентр за пиломатериалом и гвоздями. По пути в райцентр, Гавриил, по просьбе бабушки Марины, заехал в церковь и взял там с десяток церковных свечей, ну а заодно и рассказал отцу Амвросию новости деревни и о болезни бабки Саши. Уезжая, Гавриил видел, как задумчиво стоял отец Амвросий.

Через два дня в деревню приехал доктор. Ему показали где проживала бабка Саша и проводили его до калитки, но в дом, с ним, никто не пошёл. Буквально через пять минут, доктор, чуть не сорвав с петель двери, выскочил как «ошпаренный». Глаза у него по дикому вращались, он что-то бормотал и только одно внятно промолвил, что старуха чуть ли не приказала привести ей какую-то Тосю. 

- Ноги моей здесь больше не будет! - прошептал он и добавил:

- Пусть подыхает старая ведьма!. 

Такую странную просьбу Тося восприняла со страхом, но отказать в последнем желании умирающей не могла и решила, не откладывая, на следующий день, сходить. Вечером следующего дня, как не уговаривала её бабушка Марина, не ходить, Тося направилась в дом бабки Саши. Бабушка Марина, понимая, что это не к добру, и чтобы как-то помешать свершиться нехорошему, направилась следом….

Тем временем Александра мучилась, извиваясь, на деревянной, когда-то видимо очень давно, наспех сколоченной кровати, которая скрипела и выла под ней. Внутри какие-то силы, всё требовали передать их кому-нибудь, разрывая внутренности бабки Саши. Она знала, что покоя её душе, больше никогда не будет и что она на этом свете будет мучиться до тех пор, пока не передаст колдовскую силу другому. Для этого, как подсказывало Зло внутри её, ей достаточно было в предсмертную минуту, взять ладонь невинного, не верующего, человека, в свою. Со стоном, она обратила внимание на открывающуюся дверь. На пороге стояла Тося. 

- Вот кому я передам свои тёмные знания - подумала Александра и начала манить Тосю к себе….

Отец Амвросий гнал свою бричку не щадя запряжённой в неё лошади. Он один понимал, что происходит. Промедление было смерти подобно. Он подъехал к дому бабки Саши, одновременно как подошла к нему бабушка Марина и они оба, чуть ли не бегом ринулись в дом. В дверях, они стали кричать, чтобы Тося, которая была уже рядом с кроватью, не в коем случае, не подходила к бабке Саше и не трогала её. Тося машинально отпрянула в сторону, а Александра – бабка Саша – от неожиданности и злости зашипела как змея. 

- Выйди, Тося и иди домой! - тон отца Амвросия был таким, что ослушаться, было, как обратить на себя весь гнев Божий и кару небесную.

- Иди и сиди дома! - сказал отец Амвросий и добавил:

– По пути позови сюда мужиков, с ломами, да топорами и никому попусту ничего не болтай!. 

Силы зла свирепствовали и метались внутри Александры. Со стороны казалось, что её тело то и дело вспучивалось в разных местах. Лицо Александры побагровело, глаза закатились, так что видны были одни белки, она надувала щёки и со свистом выпускала воздух из лёгких. Отец Амвросий разложил по сторонам комнаты плошки с ладаном и поджёг его. Дым и запах от ладана быстро начал заполнять всё окружающее пространство. Бабка Саша, Александра Селезнёва или то что её представляло на кровати – запрокинула голову и завыла. Вой был похож на волчий, но со всеми человеческими оттенками и гармониками чувств. От него хотелось и бежать, и плакать, и одновременно незамедлительно поспешить на помощь.

- Теперь быстро на выход! - скомандовал отец Амвросий и крепко заперев дверь комнаты, торопя, чуть ли не силой заставил бабушку Марину быстро покинуть дом колдуньи. 

К этому времени подошёл дед Семён с мужиками, в руках у которых были гвоздодёры, ломы и топоры. Не дожидаясь вопросов, отец Амвросий сказал, чтобы накрепко забивали все двери и ставни на окнах. Что снаружи дома безопасно и работать нужно торопливо.

После того как всё было сделано, отец Амвросий, обратился к мужикам во дворе, с такими словами:

- Сейчас слушайте самое главное! Душа проклятого, не может найти себе выход в закрытом и замкнутом пространстве помещения, будет метаться и искать его и колдунья от этого сейчас мучается и не может умереть. Поэтому, разбирайте угол крыши дома и приподнимите верхний скат, над тем местом где умирает отродье адово. 

Пока мужики возились с крышей и верхним венцом, в доме всё больше и больше нарастал какой-то гул….. 

….Александра с большим усилием воли открыла глаза. В темноте, она увидела всех, кто по её вине, когда-то, покинул этот свет. Сотни людей стояли вокруг и с укором, не моргая, но издавая монотонные, болезненные вздохи и стоны, пристально смотрели на неё. У изголовья, молча, как бы наблюдая за происходящим, стояли её муж Николай, её мать и отец. Вдруг до её слуха донеслась музыка. Как всегда играли уныло, но божественно красиво скрипки. Она уже знала что это явление предвещало, только вот на этот раз музыка была похожа на прощальный реквием. Толпа призраков раздвинулась и прямо на столе, сидящего и удобно расположившегося, она увидела Повелителя тёмных сил, имеющего множество имён, но всегда остающегося всемогущим и вечным скитальцем противоположности света. Как всегда его обращение, было с наигранной весёлостью и лукавой улыбкой:

- Ну, что Александра, вот и пришёл твой черёд. Теперь твоя душа будет работать на меня вечно. Да, как говорится, «Недолго музыка играла….». Я немного потешил себя, ты удовлетворила свои амбиции. Так что будем рассчитываться! 

Он как всегда неизвестно откуда достал большой старый, пожелтевший лист бумаги, с красным отпечатком ладони, в котором, Александра узнала свой договор с Сатаной - с «товарищем Светоносовым», как называл он себя только для неё и только в её далёком, уже бывшем, миру.

- За что? - прохрипела Александра. 

- Ну, милая моя, работать не умеешь, даже ни с парнем, ни с девчонкой не справилась! Силу, что я тебе подарил, не передала никому, авторитет заработала так себе. Всё! Всё! – увольнение подчистую!. 

Он прислушался к звукам и добавил:

- Так, мне пора, а то там мужики уже верхний венец поднимают. Сейчас здесь такое начнётся! Конечно посмотреть интересно, но, увы, дела! Увидимся!. 

Громко засмеявшись, потрясая в воздухе проклятым, но не опровержимым документом, он растаял соединившись с темнотой, которая становилась всё плотнее и плотнее перекрывая дыхание Александры, чьи вздохи становились прерывистее и последний удар сердца отпустил душу из её тела, которая стала метаться в поисках выхода или хотя бы какого-нибудь проблеска света….

…..Во дворе мужики вставили ломы и топоры под верхний скат и стали его приподнимать. В следующее мгновение произошло то, что никто не ожидал. Из щели, что образовалась в углу дома, вырвалась чудовищная масса тёмного воздуха и дыма, которая закрутилась и как смерч, раскидав весь угол дома, вместе с этим вылетели окна со ставнями и двери. Мужиков отбросило и раскидало по двору как пушинок, слава Богу, что все остались живые. Вот так на последок попрощалась с этим миром бабка Саша – Александра Селезнёва. 

Похоронили Александру Селезнёву очень скромно и тихо. Отпевать её церковь отказалась. Дом её снесли, место разровняли и сровняли с землёй, больше на том месте никому строиться не разрешали. Отец Амвросий провёл специальный обряд очищения от зла и тёмных сил в обеих деревнях и в Широково, и в Шейкино. 

Но раз есть день, есть и ночь. Раз есть свет, есть и тьма, Есть добро и любовь, но есть и зло, и ненависть. Свет приносит тепло и уют, к которому быстро привыкают, принимают это как должное и считают это как само собой разумеющееся. Но Зло – не дремлет. В зависимости от времени и места Оно появится в обличие довольно порядочного, обеспеченного, благородного и явно устроившегося в жизни светского человека, армейского чиновника, смотрителя, представителя районной или городской власти, а может старшего надзирателя или даже в сане священнослужителя. Но в любом случае, человека, обличённого полномочиями и не нуждающегося в деньгах, остроумного, ироничного, с лукавой улыбкой и с предложением, которого разум страждущего, желал и ждал давно, и от которого невозможно отказаться.

Фадеев (Филин) Геннадий

02.07.2017 год.